Стокер смотрел ей вслед. Он не мог оторвать взгляда. Ее платье было бледно-розовым — наподобие тех роз, что он видел у нее в доме, — скромное платье. Как только она отошла на почтительное расстояние, бледно-розовый цвет приобрел серебристый оттенок.

Джеймс провожал Николь взглядом, пока она шла по ярко-зеленой траве Джезуз-Грин. Но она не ускорила шаг, проходя вдали среди деревьев или переходя через улочку. Ему в голову пришла мысль, что он мог бы последовать за ней, — она его не увидит. Стокер знал здесь все закоулки. Он почти точно рассчитал, когда она выйдет на главную улицу. И, поколебавшись долю секунды, превратился в ученого, каковым и являлся. Ему нужно было получить как можно больше информации. Прежде всего ему хотелось узнать, что за встреча у нее назначена — он взглянул на часы — в половине четвертого дня во вторник?

Он двинулся. Как только Джеймс достиг границы парка, он сбросил выдававшую его мантию, скомкал ее и спрятал под пальто. Он стоял за деревьями, пока не увидел ее снова. Николь пересекла переулок, затем прошла через маленькую площадь и повернула на Бридж-стрит.

Она двигалась на достаточном расстоянии. Бридж-стрит перешла в Сент-Джонс (Джеймс прятался за зданиями, перебегая от одного к другому, как злодей из мелодрамы); Сент-Джонс-стрит перешла в Тринити, за поворотом открылась Кингс-Парад, центр города. Здесь Николь пересекла Маркет-сквер и подошла к чайной мисс Анабеллы, где, к великому удивлению и разочарованию Джеймса, ее ждал мужчина.

Это был высокий, худой, темноволосый молодой человек приятной наружности и очень хорошо одетый. На взгляд Джеймса, ему было около двадцати. Он приветствовал Николь с восторгом, заключив ее в объятия и поцеловав в щеку, после чего прижал к своей груди. Сердце Джеймса екнуло от непонятного чувства, как будто камешек упал в темный водоем, в который он и не думал нырять.

Николь вела себя с молодым человеком не так, как, к примеру, с Леванталем. Джеймс испытал огромное, просто невообразимое любопытство. Кто этот молодой человек? Кем он ей приходится? Кто эта загадочная женщина, которая, называя Джеймса слишком молодым, встречается с мужчиной намного моложе его самого? Вопросы сыпались как из рога изобилия, пока он разглядывал их обоих.

Джеймс слышал ее приглушенный смех. Она поглаживала руку молодого человека. Ее смех был более интимным, более свободным, чем когда она приветствовала его самого.

Джеймс ничем не мог себе помочь. Он ревновал. Отступив назад под арку, он наблюдал за парочкой с некоторого расстояния. Как легко и просто ревность вошла в его отношения с Николь Уайлд. Он должен был осознанно преодолеть это, нет, он должен ненавидеть себя за то, что делает выводы на основе скудных наблюдений. Этого нельзя больше допускать.

Не будь неистовым безумцем, она имеет право на теплое, дружеское общение и доверие.

Николь и ее молодой человек заказали чай и устроились на открытой веранде за маленьким столиком под зонтиком, в шаге от площади. Они не переставали болтать. Она похлопывала его по плечу, по руке. Молодой человек что-то достал из кармана и показал ей. Николь заинтересовалась этим, как если бы была его матерью.

Его мать. Джеймс нахмурился, прислонившись к каменной стене и подвергая сомнению свою гипотезу: молодой человек был ее сыном. Нет, ни одна сплетня не подтверждала наличие у нее отпрыска; сплетни касались лишь ее имени — Николь Уайлд. Кроме того, она должна была зачать его, когда сама была еще ребенком. Возможно, она поддерживала юношу деньгами или была другом его матери или отца.

Или — проклятые мысли! — возможно, это был другой принц, которому его друзья устроили любовное свидание. Одет он богато, держится уверенно, даже самоуверенно.

Джеймс мучился, глядя на них и предаваясь горестным размышлениям. В конечном счете он ушел, не получив ответов на свои вопросы. Его преследовали образы Николь Уайлд и ее спутника, легко и оживленно беседовавших друг с другом.

Глава 8

Погребок Толли был полуподвальным заведением как раз на Кингс-Парад, попасть в которое можно было, преодолев узкие ступени. Как только Николь спустилась по этим ступеням в добела отмытый, выложенный кирпичом зал, она сразу оказалась в толпе студентов. Они толкались, словно в зале совсем не было места, заказывали чай и крестьянские бутерброды — хлеб с запеченными внутри сваренными вкрутую яйцами. Несколько человек перекрыли ей путь в проходе, где ждали заказанный полный английский завтрак. За исключением мужчины и женщины более старшего возраста, завтракавших за дальним столом, остальные производили впечатление молодых людей, которые пришли сюда, чтобы избежать простого утреннего хлеба с маслом, который можно было получить в большинстве колледжей на завтрак.

Перед стойкой в малюсеньком зале — спокойном, если не считать того, что он был переполнен, — стояло полдюжины столов, облепленных студентами. Молодые люди читали кто книгу, кто газету, а кто тихонько болтал, окружив молодого представительного джентльмена. Николь еще со спины узнала Джеймса Стокера. Он поднялся из-за единственного располагавшегося у окна столика. Из этого окна можно было разглядеть только ноги проходивших мимо по тротуару.

Она направилась к нему, смеясь над тем, как забавно он смотрится в этом месте. Стокер не выглядел молодым. Действительно, студенты отвели ему подозрительное место — профессор в их среде. Хотя Николь была одной из двух присутствовавших дам, студенты уступали ей дорогу без суеты. Постоянные посетители, по-видимому, привыкли к ней — она завтракала здесь уже почти две недели.

У стола Николь и мистер Стокер обменялись приветствиями, и она заняла свое место. Пока он заказывал у стойки, она держала их места и ждала его.

Джеймс вернулся через несколько минут. Пронеся над головами молодых людей поднос, он спросил:

— Итак, где вы остановились? Кого вы навещаете в Кембридже?

— Я остановилась у моей тетки.

— И кто, скажите на милость, ваша тетка?

С подноса Джеймс выставил на стол ее чай со сливками, яйца и подрумяненные тосты, помидоры, грибы; этот завтрак был любимым у Николь по эту сторону Ла-Манша. Он, выставив свои тосты и чашку с кофе, убрал поднос на длинный подоконник и сел.

Разворачивая свою салфетку, Николь сказала ему:

— Вы вряд ли ее знаете. Я иногда навещаю ее. — Когда в его взгляде зажегся интерес, она отмахнулась: — О, это скучная история! Скажите лучше, откуда вы шли вчера? Вы читаете здесь лекции?

— Да, но вчера было собрание совета. — Он положил одну, две, три ложки сахара в кофе, затем размешал, одарив ее одной из своих улыбок, демонстрировавших его превосходные зубы. — Все утро в моем распоряжении, рассказывайте свою скучную историю.

— Я бы предпочла послушать о вас. Вы представляете правление университета?

Он выдержал паузу, полную сожалений, затем позволил себе быть рассеянным:

— Новый глава управления финансами, назначенный вице-президентом. И огромного количества проклятых комитетов, которых здесь гораздо больше, чем верблюдов в Тимбакту.

— Каких комитетов? Расскажите мне о них.

— Рассказывать нечего — много старых мужчин. Я среди них самый молодой — самый молодой глава колледжа, о чем они не позволяют мне забыть. Меня называют нахальным или длинноголовым по крайней мере раз в неделю. — Он рассмеялся. — Я всегда говорю то, что думаю, и всегда добиваюсь того, чего желаю.

— И чего же вы желаете?

Он намазал маслом булку.

— Кроме денег за свои географические раскопки и исследовательского оборудования?

Джеймс воспринял ее заинтересованный взгляд как согласие.

— Здравого смысла главным образом. К примеру, два женских колледжа просят разрешения на вхождение в университет. Считаю, что надо дать это разрешение. — Он рассмеялся. — Разве я вас не предупреждал, что удивлю своими передовыми взглядами?

Джеймс заметил ее усмешку и вздернул брови:

— Вы поражены?

Николь рассмеялась ему в ответ.